Наши партнеры

Литература (проза и поэзия)

"Любовь Эрмен - Шушаник"
Автор: Махир Габильоглу

Это Баку – город нового века. Его называли «Черным городом». Не знаю, был ли в том высший смысл или из-за черного дыма от заводских труб. Но мы никогда не называли его на азербайджанском. Это «чорнигород». Мои родители сдали дома у НЗС и получили квартиру в пятиэтажке напротив больницы им. Шаумяна. В школу мы начали ходить здесь. Нас было трое братьев и сестра. А наш двор – одна большая интернациональная семья. Название нашего района также было армянским – Шаумянский район. Бюст – Шаумяну, улица – Шаумяна, метро – Шаумяна. А во дворе у нас в основном жили армяне и русские. Каждый говорил на своем диалекте, со своей формой обращения. Меня зовут Ахмед. Армяне называли меня Ахмед-джан, а русские – Ахмедик. А мы их звали на их языке. К армянским именам прибавляли «джан», а к русским именам окончание «ик». Если, обращаясь к нам в конце говорили «джан», то мы знали, что обращается армянин. Но мы не понимали одного, ведь «джан» – это азербайджанское слово¹. Почему армяне присвоили это слово? Чтобы понравиться нам?

Увидев темные глаза и брови, спрашивали: «Армянин? Турок?» Я удивлялся. Что такое турок? В Азербайджане есть турки? Турки живут в Турции. А это – Азербайджан, Советский Азербайджан. А мы – азербайджанцы.

Они слушали азербайджанские песни. Сходили с ума по Зейнаб Ханларовой, Мамедбагиру. Даже злили нас, говоря, что она народная артистка не Азербайджана, а Армении, а потом начинали петь: «Стали братьями Армения, Азербайджан».

Все  мастера в нашем дворе были армянами. У них были золотые руки. Азербайджанцы, ремонтируя свои дома, звали только армян. Записывались за несколько месяцев. А чернорабочими на нефтегазовом промысле были, в основном, русские.

Жил у нас один армянский сапожник. Я знал, что он преклоняется перед Анастасом Микояном. Тогда было сложно найти в магазинах хорошую обувь.  Поэтому мы шили на заказ и по 10 раз штопали и носили по 7-8 лет. Я знал, что Микоян был Первым секретарем Компартии Азербайджана и соратником Шаумяна. А при Хрущеве он был избран председателем Верховного совета СССР. Я даже лица его не видел, но ради своей обуви вынужден был похвалить. Тогда я это воспринимал как в пословице: «армянина называю своим дядей ради выгоды». Как только я входил в маленькую мастерскую этого армянина, начинал хвалить Анастаса Микояна. Хвалил и хвалил до тех пор, пока Карапет говорил: «Ара, мне понравилось. Ахмед-джан, тебе пара обуви от меня в подарок».

Если во дворе умирал русский или армянин, для ленивых тунеядцев-азербайджанцев в округе этот день становился праздником. С утра собирались у дверей армянина. Проливали фальшивые слезы. Знали, что будут поминки, еще и с водкой. У этих во время поминок не чокаются стаканами. Наши путали, чокались и пили «за Рубика».

Был еще дядя Ибиш. Он так напился на поминках у армянина, что не мог стоять на ногах. Жена проклинала его: «Чтоб ты сдох. Когда умер Мамед, ты еле на 40 дней сходил. А что теперь? Как умер Рубик – побежал в его дом. Потому что водка была?».

Большая часть армянских мальчишек в нашем дворе училась в русской школе, и девочки тоже. Но одна из них Шушаник – дочь дяди Армена училась в нашей азербайджанской школе. Мы были одноклассниками. Вместе ходили в школу и обратно домой. Она была красивой. У нее были черные глаза и длинные волосы. Ее красотой восхищался весь район. Мне очень нравилось произносить ее имя. Перед моими глазами каждый раз оживала Шуша. Мне казалось, что имя Шушаник производное от «Шуша». Просто для благозвучности добавили окончание «ик». Как и меня называли Ахмедик.

Наши корни из Шуши. Но я никогда не был в тех краях. Даже не знал, где она находится. Отец и мать родились в Баку. Дома никогда не говорили о нашем происхождении и корнях. Но семья Шушаник переехала в Баку из Карабаха. Ее дед и бабка жили в Гадруте. Они каждое лето ездили туда. Когда приезжала, рассказывала про красоту тех мест. Я с интересом слушал ее рассказы о Карабахе. Дочь армянина мне – шушинцу давала уроки географии Карабаха. Моя жизнь была здесь. В «чорнигороде». В заводском дыму, гудках перевозящих нефть вагонов, Бульваре и клубах пыли, поднимающихся от бакинского ветра. Все это было мне роднее Карабаха или рассказов Шушаник о Карабахе. Но я все равно слушал.

Армянские мальчишки очень хотели со мной дружить. Я не знал армянского. Но хорошо говорил по-русски. Они тоже хорошо знали русский. Но при каждом удобном случае старались со мной говорить на азербайджанском. Конечно, на ломаном…А я над ними издевался, но и поправлял. Так, через некоторое время, армянские мальчишки начали лучше меня говорить на моем родном языке. Затем они отдалились от меня. Лишь позже я узнал, что им надо было выучить наш разговорный язык в совершенстве. С Шушаник наша дружба укреплялась изо дня в день. Армен-ами поручил мне защищать дочь, чтобы ее не обижали в школе или на улице. Мы вместе ходили в школу и вместе возвращались. Ее брат – Арсен смотрел на нас косо, но боялся отца и молчал.

Мои родители также не противились этой дружбе. Точнее, им было безразлично. Мы были соседями, все жили вперемешку. Шушаник была очень образованной девочкой. Несмотря на то, что это были 80-е годы, у нее был широкий кругозор. Она задавала такие вопросы, что я как баран стоял и смотрел на нее.

–Ахмед, кто был основоположником советской власти в Азербайджане?
– Не знаю.
–Шаумян. Степан Шаумян. Смотри, наш район также носит его имя. В Азербайджане есть еще район Шаумянский. Назови столицу Нагорно-Карабахской Автономной Области.
– Не знаю.
– Как не знаешь? Степанакерт. Тоже в честь Шаумяна. А сколько районов НКАО?
– Не знаю.
–Хоть бы Шушу назвал. Мартакерт, Степанакерт, Мартуни, Гадрут я бы добавила. А кто был первым народным писателем Азербайджана?
– Не знаю.
–Это был армянин – Александр Ширванзаде. У меня дома есть его книга «Хаос». На азербайджанском. Дам тебе почитать. Он – наша гордость. А кто архитектор экономической «перестройки»? Тоже армянин, Ахмед-джан, тоже армянин. Академик Агабекян. От восстания Спартака и разорения Римскую империю тоже спасли армяне. Арабский халифат от Бабека тоже спасали мои предки. Ты знаешь кто такой Бабек?
– Да, я видел фильм.
– Почему движение «хуррамитов» так назвали? Что значит «свободная любовь»?
– Не знаю.
– Лучше и не знать. Мал еще. А кто католикос армян?
– Не знаю.
– Вазген, Ахмед-джан. А кто ваш религиозный лидер? Кто шейхульислам?
– Впервые слышу об этом.
– Ты ходишь в мечеть?
– Нет.
– А я хожу. Меня мама каждый раз первым делом ведет в армянскую церковь возле Парапета, потом в мечеть Тезе Пир, а потом в русскую православную церковь. Во всех трех мы зажигаем свечи и молимся.
– Армянская церковь еще понятно. Но почему в мечеть и русскую церковь?
– Ахмед-джан, места поклонения разные, но Бог един.
– Я ничего не понял. У меня голова опухла от всего этого.

Она меня утомила своими вопросами. Она гордилась, когда при всех говорила «Эрмени, хай». Не знаю, откуда она всему этому научилась. Мы этого не проходили на уроках, и мои родители об этом не говорили дома. «Когда говорили «хай» я вспоминал Гитлера. Каждый раз, в фильмах слыша фразу «хай Гитлер» я думал, что Гитлер, наверное, был армянином. Хорошо, что в школе мы проходили немецкий и я узнал, что слово, звучащее как «хай» пишется «heil».

Мы уже оканчивали школу. Был выпускной вечер. Мы пошли на Бульвар встречать рассвет. Прячась от глаз ребят мы поднялись в Кировский сад. Шушаник вновь начала задавать мне вопросы.

– Ты читал рассказ «Асли и Кярам»?
– Нет.
– А «Баяндур и Сона» Нариманова?
– Не читал.
– Произведение «Шейх Санам» Гусейна Джавида?
– Разве можно задавать столько вопросов? Не читал. Мне это не нужно. Я стану нефтяником, как и мой отец. Задавай вопросы по техническим предметам, отвечу.
– Эх, Ахмед. Я ведь тебе задаю вопросы не про Аветика Исаакяна. Все мои вопросы об истории и литературе Азербайджана. Хорошо, а ты веришь, что азербайджанец может полюбить армянку?

Я посмотрел в черные глаза Шушаник. Они горели огнем посреди ночи. Потом я понял, почему она задавала эти вопросы. Во-первых, чтобы показать, что является дочерью народа, имеющего великую культуру. Во-вторых, чтобы подвести к истории Баяндура и Соны, Асли и Кярама.

–Верю.

Шушаник именно этого и ждала. Она прикоснулась губами к моим губам. Мы горели в огне. Я в 17 лет впервые увидел поцелуй женщины. Точнее, ощутил. Я весь дрожал и еле сдерживался. Не я целовал. Шушаник целовала меня, прижавшись к моей груди. Я стоял в замешательстве. Моя вера в любовь азербайджанца и армянки осталась позади. Теперь я это переживал. И ощущая это, погружался в любовные дебри. И либо я бы утонул в этих дебрях, либо выжил бы. Слезы из глаз Шушаник капали мне на грудь. Она мурлыкала как кошка. Я перестал быть собой. Я был в мире Шушаник. О такой страсти и любви я читал только в книгах, и то смущаясь. Я даже выучил наизусть концовки любовных историй из сказки «Тысяча и одна ночь». Но сейчас я был героем одной из сказок. Но я не был султаном. Мы оба были выпускниками средней школы. В грехе «Выпускного вечера». В парке, на траве, под деревом. Мы перешли границы. Уже было поздно. Если честно, мне это было по душе. Я любил Шушаник. Теперь это знала и она. Хорошо, но как я все это расскажу родителям?

–Шушаник, уже рассвело, пойдем.
–Куда?
–Домой.
–Не хочу. Пойдем сейчас же запишемся в стройотряд. Поедем на БАМ, примкнем к строителям Байкало-Амурской железной дороги. Получим квартиру, создадим семью, устроим комсомольскую свадьбу. Будем вместе, будем свободны. Будем сами строить свою жизнь.
– Шушаник, пойдем домой. Сначала получим аттестаты, поступим в институт. Потом поговорим.
–Кому ты это говоришь. Вы – азербайджанцы такие. Получим аттестат зрелости, повзрослеем. Поступим в институт, потом пойдем служить – станем мужчинами, во время службы вступим в ряды партии – получим должность. Потом вернемся, поступим на работу. Потом из родственников в жены возьмем дочь тётки, ребенка заведем…потом еще одного…потом еще одного. Им образование дадим, вырастим, женим. Проживем жизнь ради других, а потом умрем. Я правильно все сказала Ахмед-джан?
– Не знаю. Давай доберемся до дома пока не рассвело. Наша одежда в ужасном состоянии. Не заметили бы родители.
– Пусть видят. Сегодня я стала счастливой. Я люблю Ахмед-джана.
–Тише, услышат. Пока не говори дома. Начнется переполох. Хорошо?
– Хорошо. Ахмед-джан, хорошо. Пусть будет, как скажешь. Ведь ты уже стал мужчиной, а я…

Мы получили аттестаты. Шушаник подала документы в Сельскохозяйственный, а я в Нефтехимический институт. Мы оба поступили. И опять ходили на занятия вместе. Выкрадывали друг друга с уроков. После получения стипендии иногда ходили в кафе. Никто не знал нашу тайну «Выпускного вечера». Мы ждали окончания института. Когда наши родители уходили на свадьбу или погулять, мы «учили уроки» у нее дома. Так и жили в своем счастье.

Каждый день после занятий я поднимался по Торговой к Сельхоз институту. Шушаник на улице ждала меня. Мы вместе гуляли по городу или ходили в библиотеку. Утром все повторялось. Сначала я провожал ее, потом шел на занятия сам.

Прошли годы. Мы учились на 4-ом курсе. По привычке я шел за Шушаник. На улице Коммунистов было шумно. Кто-то кричал «Отставка!», кто-то «Карабах!», «Будьте прокляты!». Люди шли к площади Ленина с плакатами «Армяне, руки прочь от Карабаха!». Я подошел к институту. Шушаник не оказалось на привычном месте. Я зашел и увидел, как она стоит у окна, выходящего в сторону улицы Коммунистов и дрожит.

– Ахмед-джан, ты пришел. Мне страшно. Очень страшно.
– Чего ты боишься? Что ты сделала, чтобы бояться?
– Я сегодня была очень рада. Будто весь мир принадлежал мне. Но сейчас мне страшно. Я боюсь тебя потерять.
– Я здесь и никуда не уйду. Почему ты не ждала меня на улице?
–Из страха. Толпа кричала «Митинг, митинг!», все вышли на улицу. На меня смотрели косо. Но что я сделала?
–А что случилось? Объясни.
– Не знаю.

Мы поменялись местами. Теперь я мучил вопросами Шушаник. Она все время отвечала «не знаю». Я понял, что она что-то знает. Я читал ответ на вопрос «Армяне, руки прочь от Карабаха» в ее глазах.

Мы пришли домой. Она все время спешила. Никто на Шушаник и не смотрел. Но она вела себя, будто в чем-то провинилась. Мы вошли во двор. Ее мать стояла на балконе. Быстро спустилась, казалось, не видела дочь целую вечность, прижала к себе и поцеловала. Потом обратилась ко мне:

– Ахмед-джан, Бог свидетель, мы не виноваты. Это сделали не мы.
– Что именно?

Я не вошел в дом. Пошел на площадь Ленина. Причина – армяне вырубили дерево в лесу Топхана. Я удивился. Где Топхана, где Баку. Во-вторых, из-за трех-четырех деревьев тысячи людей вышли на митинг. Ладно, если собрались, почему не организовали шествие к Топхане, чтобы пресечь вырубку? Именно кричат. Кто-то поднялся на подиум, будто руководит толпой. «Сядь, встань. Сядь, встань». А сейчас говорит, мол «кто не сядет, тот армянин!». Кто-то замешкался и сел позже. Его забили ногами. Что с нами будет?

Позже я услышал слова «Нагорно-Карабахская Автономная Область». Потом начали говорить об интервью профессора Агабекяна французской газете «Le Figaro». Уже начали говорить историки, интеллигенция. На митинге никто не задавал вопросов, как армянка Шушаник, там объясняли. Потом сказали, что армяне в Армении изгоняют азербайджанцев из их отчих домов. Даже убили несколько человек, заживо заварили в трубе. Привязывали к спинам женщин горячие самовары. Вспороли живот беременной женщине и посадили младенца на кол. На груди выжгли армянский крест. Карабахские армяне требовали вывести НКАО из состава Азербайджана и присоединить к Армении. Они провели референдум и проголосовали «За». Что я слышу? Все это – правда? Значит, поэтому Шушаник с матерью волновались. Значит, они обо всем знали заранее?

Вернулся домой. Постучался в дверь Шушаник. Она с опаской открыла.

– Почему ты боишься?
– Дома нет никого. Только мы с мамой. Отец с братом уехали в Гадрут. Мы от страха даже за хлебом не ходим.
– Кто вас обижает? Чего вы боитесь?
– Того, что мы – армяне.
– Никуда не ходите. Я все куплю и принесу.

Вечером отец поздно пришел домой. Он был в курсе событий в городе. Мы ужинали, когда в дверь постучались. Это была Шушаник. Она не зашла. В коридоре мне на ухо прошептала несколько слов. Мне хотелось летать. Когда отец и мать спросили, что случилось, я больше не скрывал ничего.

– Папа, мама вы скоро станете дедушкой и бабушкой. Мы с Шушаник давно вместе…

Родители ничего не сказали. Они просто остолбенели. А я не находил себе места от счастья. Думал, только бы родилась девочка. Красивая, умная и способная как Шушаник. Но лица родителей не просветлялись. Они не знали, что сказать.

– Сынок, что же нам теперь делать?
– Что делать? Идти просить ее руки. Устройте помолвку, потом свадьбу, как положено.
– Мы и «красные яблоки» нести должны? В городе хаос, а ты пойдешь свататься к армянке? Ты хочешь, чтобы нас расстреляли? Что скажут наши родственники?
– Мама, как же так? Вчера Шушаник называла «доченькой, родненькой», а сегодня называешь «армянкой»? Она выросла у вас на глазах. Мы вместе с детства. Мы любим друг друга. А теперь у нас родится ребенок. Мы завтра с утра идем с Шушаник в ЗАГС. Если не хотите свадьбы, не делайте.
– Сынок. Армяне в Армении и Карабахе мутят, а ты хочешь привести в дом невестку- армянку?
– И невесткой сделаю, и фамилию свою дам. Если будет нужно, и религию нашу примет и национальность.

Отец после ужина вышел на балкон курить и подозвал меня к себе.

– Сынок, ситуация накаляется. Я знаю, что честь не позволила бы тебе оставить ребенка без отца. Но хочу тебе кое-что рассказать. Как-то один армянин по имени Вазген сказал, что хочет стать мусульманином. Приходит к мулле в мечеть. Мулла разъясняет ему все ритуалы и праздники. Армянин прилежно выполняет все поручения муллы. Даже делает обрезание. Доходит дело до последней церемонии. Мулла поручает ему вырыть могилу во дворе мечети. Армянина заворачивают в белый саван, укладывают в гроб. Мулла спрашивает Вазгена, какое исламское имя он себе выбрал. Тот отвечает «Мамед». Гроб с Вазгеном трижды опускают в могилу и достают. И каждый раз мулла говорит: «Вазген ушел. Пришел Мамед. Вазген ушел. Пришел Мамед. Вазген ушел. Пришел Мамед». В конце же говорит: «Вазген, теперь ты – мусульманин. Иди и делай то, что требует наша религия». Мамед так и делает.

Как-то ему очень захотелось поесть шашлыка. Армяне готовят шашлык из свинины. А ислам считает свинину харамом. Мамед знал это. Поэтому зарезал барана, сделал шашлык. Но не насытился. Через 10 дней снова сделал шашлык из баранины. Но он не смог забыть вкус свинины. Долго думал, как решить проблему. И нашел решение. Взял поросенка, положил в корзину, трижды опустил в могилу. Каждый раз повторяя: «Ушла свинья. Пришел баран». Зарезал свинью, сделал шашлык. Сынок, не забывай этот наказ. Хоть имя сменит, хоть фамилию, хоть религию, армянин остается армянином. Теперь поступай, как хочешь. Решение твое.

Слова отца напомнили мне произведение «Отелло». Хоть я и не понял историю с Вазгеном, но в душе остался осадок. Чем все это закончится…не знаю.

С утра мы с Шушаник сходили в ЗАГС и подали заявление. Она заявила, что берет мою фамилию, даже сказала, что и имя сменит. Я не согласился.

– Шушаник, мне очень нравится твое имя. Я сразу вспоминаю Шушу.
– Ахмед, имя Шушаник мне дал отец в честь жены Ашота Сюнеци – князя Сюника в 906 году. Но я его поменяю и возьму имя Сюсан. Сюсан Мамедова хорошо звучит.

Прошел месяц. Мы официально поженились. Шушаник официально стала Сюсан Мамедовой. Во время получения паспорта попросила указать национальность «азербайджанка». Отец с братом приехали на два дня из Гадрута, прописали меня, как зятя на свою квартиру, а сами выписались и уехали обратно в Гадрут. Некоторые соседи даже прослезились, когда те уезжали. А Шушаник Арменовна Манучарян осталась жить в отчем доме теперь как Сюсан Мамедова. В отцовском доме на мое имя, азербайджанца.

Прошли месяцы, Сюсан приняла ислам. Надела хиджаб. У нас родился сын. По желанию Сюсан мы назвали его в честь одного из древнейших тюркских племен – Эрмен. До этого дня я не знал об этом. Она нашла это в библиотеке, принесла и доказала мне. Я согласился. Это было новое имя. Есть Турк Мен. Пусть будет и Эр Мен. Мой сын был мужественным и храбрым. Во времена национального возрождения и митингов это звучало красиво. За это имя меня даже хвалили.

В эти дни Сюсан помогала всем соседям-армянам. В опасное время прятала у нас дома. Беженцам, искавшим пустующие дома армян, моя жена в хиджабе говорила, что сама только приехала из Карабаха – из Шуши и никого не знает. Прошли годы. В нашем дворе осталась одна армянка и то азербайджанка-мусульманка Сюсан Мамедова. И я, и родители забыли о ее армянском происхождении. Но я не забывал слова отца. Сюсан вела себя, как настоящая азербайджанка. Наши оба сына – Эрмени и Эрсени росли в тюркском духе. Как настоящие арранцы.

Я продвигался по службе. Мы подружились с директором. Наши жены также подружились. Наши дети учились в одной школе. Жену моего руководителя звали Гарангуш, но иногда он путал и называл ее Айкануш. Как и я. Иногда я путал и говорил Шушаник вместо Сюсан. Она сразу прикрывала мне рот. «Дети услышат, тише».

Как-то мы поехали в Санкт-Петербург. В аэропорту один из сотрудников миграционной службы обратился к детям:

–Хай, Армен, добро пожаловать в Россию.

Я растерялся. Откуда им знать, что дети наполовину армяне.

– Не Армен, а Эрмен.
– Это по-вашему, Эрмен – Эрмени, а по-русски, по-армянски Армен. Армянин, Великая Армения. Привет Арсен.
– Не Арсен, а Эрсен.
– А, какая разница. Проходите.

Потом до меня дошло, что «хай» на английском – это приветствие. То есть, получается, что и англичане – скрытые армяне? Я был в замешательстве. Куда бы не смотрел, был виден след армян. Даже сотрудник миграционной службы – армянин. Он сразу понял, что Эрмен и Эрсен наполовину армяне. Интересно, как он узнал? Видимо, кровь взыграла. У этих один генетический код. Сразу понимают друг друга. Даже, если носят хиджаб.

Я прикусил губу. Шушаник, став азербайджанкой из армянки еще в 80-ых, скрывая под тюркскими именами, назвала сыновей не Эрмен и Эрсен, а Армен– в честь отца и Арсен– в честь брата. Не просто в честь отца, она дала ему имя нации, государства. Имя ее государства, созданного в государстве Азербайджан. Интересно, сколько в этом государстве Эрменов и Эрсенов, похожих на своих дядь по материнской линии? Они достойны моей ненависти или гордости? Они – носители крови своих отцов или матерей? Какой у них язык – родной? Которая их Родина? Когда Шушаник спрашивала у меня «веришь ли ты в любовь азербайджанца к армянке?», почему я не успел спросить ее «о вере в любовь армянки к азербайджанцу»? Не знаю, верила ли она в эту любовь, но я на сто процентов поверил в ее большую, вечную и великую любовь к своей нации, к своему народу.

Во всем мире рожденных от Шушаник полутюрков-полуармян будут встречать и воспринимать так же. В Турции – у злейшего врага армян они будут Эрменом и Эрсеном, в России, Прибалтике, Украине, Америке, Армении– Арсен, Армен. Но в любом случае, будь то Эрмен или Армен, в конечном счете, будет понятие «Эрмени», «Эрменистан», «Армения», «армянин». Имя «эрмени» им тоже дали мы – азербайджанцы. В Советском союзе для создания своего государства мы им дали и древнюю тюркскую землю – Эрмение. Звучащие на русском и английском слова «Армения», «Армениен» также являются производными от этого тюркского имени. На карте мира тем, кто говорит « я армянин и родина моя – Армения» мы всегда отвечаем: «Нет, ты– эрмени. Ты – наш враг. Ты – потомок тех, кто на протяжении веков причинял нам неисчисляемые страдания». Тем самым мы сделали их древними. Сделали их героями своих литературных произведений. Воспевали любовь азербайджанца к армянке. Но не смогли показать блеклость ее любви к азербайджанцу на фоне великой любви к своему народу. Ради своей выгоды мы – азербайджанцы готовы «армянина называть дядей». Но как это безобидно и смешно в сравнении с женщиной, которая ради своей нации и будущего говорит азербайджанцу «дорогой, муж мой я турчанка», ложась с ним в одну постель.

Пограничник ставит печать в моем паспорте. Я вспомнил «печать», которую поставил мой  отец на мой брак с Шушаник. Не только вспомнил. Сейчас понимаю. Но поздно. Для того, чтобы забыть слова отца, рою маленькую могилу в своем сердце. Трижды повторяю себе: «Шушаник ушла. Пришла Сюсан. Шушаник ушла. Пришла Сюсан. Шушаник ушла. Пришла Сюсан».

Оригинал
Копия

Вернуться

Комментарии