Наши партнеры
Литература
Прости меня, моя Сона
Автор: Гюлзар Ибрагимова
-Сона, моя Сона, просыпайся, опоздаешь на уроки!
Сона не откликалась, поэтому отец подошел, сел на диван-кровать и гладя шелковые золотистые волосы дочери, начал будить ее.
Сона нежно зевнула, еще крепче прижала к себе игрушечного зайчика и сонным голосом начала просить отца:
-Отец, да буду я твоей жертвой, хотя бы еще 5 минут дай поспать.
Она очень хорошо знала характер отца и была уверена, что он сейчас встанет и уйдет в соседнюю комнату и, как минимум, еще 10 минут ей удастся поспать.
Так на самом деле и произошло, пробормотав под носом « ах ты шайтанка, шайтанка1», отец ушел в гостиную.
В селе все знали крутой нрав Ахада и никогда не перечили ему . Он был очень умным, трудолюбивым и властным человеком. Во всем мире он был беспомощен только перед любимой дочерью, выполняя все ее желания и капризы.
Долгие годы, проработав председателем сельского совета, Ахад и после упразднения сельсовета не сидел, сложа руки, он открыл частную животноводческую ферму и трудился там. Селяне его уважали за хлебосольность и за то, что всегда людям давал возможность заработать на хлеб.
У этого сурового мужчины было только одно слабое место, и это была его единственная дочь. Она была поздним ребенком.10 лет Ахад с женой ждали ребенка, и ее рождение было просто чудом. Любовь и радость матери Соны, Шаргии была, конечно, велика, но не шла ни в какое сравнение с особой безмерной, беспредельной любовью отца. Ахад не мог прожить и одного дня без дочери и чуть не сходил с ума во время ее отсутствия.
После завершения 7 класса, Сону отправили к бабушке в яйлаг2 на 10 дней, чтобы отдохнула. Сам Ахад разрешил, но не прошло и трех дней, как его сердце не вынесло. Он не находил себе места, словно Сона уехала далеко-далеко и надолго, ни работать, ни есть, ни спать он не мог.
Поэтому он и поручил поехавшему в яйлаг водителю Мустафе, на обратном пути привезти с собой Сону. Он хоть и не признавался, но все вокруг знали, без Соны он места себе не находит и мир ему не мил.
Жена Ахада, мать Соны, Шаргия , работала в сельской школе учительницей и воспитывала Сону такой же, какой она была сама: трудолюбивой, умной, порядочной, почтительной к старшим. Она делала все, чтобы дочь выросла всесторонне образованной.
И мать и отец очень хотели в будущем видеть свою дочь грамотной, образованной, знающей несколько иностранных языков журналисткой. Ну, конечно же, не среди армян, а среди своих сородичей в Баку. Эту профессию они выбрали вместе с дочерью, учитывая ее любовь к родному языку, талант и способности. А Сона, в свою очередь, училась изо всех сил, стараясь во-первых, не обмануть надежды своих родителей и во-вторых, чтобы суметь поступить в желанный институт в Баку.
Ахад строго наказал жене Шаргие, чтобы она не поручала дочери тяжелую домашнюю работу, «пусть готовится к экзаменам».
Но Шаргия и сама не поручала таких дел дочери, она была очень хрупкой и, несмотря на то, что скоро оканчивала школу, выглядела как семиклассница. В то же время она была очень красива и нежна, в школе многие мальчики были тайно влюблены в нее, но из-за страха перед Гафаром, даже не смели приближаться к ней. А Гафар, вот уже 5 лет лелеял свою любовь к Соне и ждал, пока она окончит школу, чтобы послать сватов к ним домой. А сама Сона не обращала никакого внимания на своих воздыхателей, у нее на уме была только учеба и в ее сердце была только одна святая любовь – любовь к своим родителям.
Последний год все жители села пребывали в тревоге. Хоть в селе и не проживали армяне, но до их ушей доходили начавшиеся враждебные чувства армян соседних сел и Еревана. Хоть и жили в некотором напряжении, но ни у кого не было желания уехать оставлять армянам нажитое непосильным трудом, дома, имущество, обработанные и засеянные поля, свои родные края.
В последнее время приходили разнообразные черные вести. Армянские бородачи нападали на близлежащие к Еревану азербайджанские села и требовали от жителей срочно покинуть земли своих предков. Руководители же армянского правительства, в эфире телевидения опровергали все эти слухи и, вводя людей в заблуждение, успокаивали азербайджанцев.
Те, кто были знакомы с поганой сущностью армян, потихоньку переезжали, остальные же , кто считал армян обычными людьми, сотворенными Аллахом, продолжали жить своей обычной жизнью. Тогда никому и в голову не могло прийти, что армяне-жители соседнего села Ваган, в свое время делившие хлеб и соль с азербайджанцами, нападут и разорят азербайджанское село Ханяли, подвергнут жителей беспощадному истреблению и не позволят даже хоронить убитых.
Зима в селе Ханяли, окруженном со всех сторон горами, была очень морозной. Были последние дни декабря, и мороз еще больше крепчал. В такой день, Сона не хотела выходить на улицу и, укутавшись в одеяло, желала поспать еще.
Ахад снова подошел к дочери и насильно поднял ее на ноги.
-Доченька моя, уроки вот-вот начнутся, поторопись.
Сона встала и сонная отправилась в комнату матери, но ее там не было, она вспомнила, что мать еще с вечера готовилась с утра пораньше пойти в школу. Девочка, все еще лениво, пошла умываться и причесываться. Ахад тоже готовился уйти, Сона подошла, поцеловала его в щечку, сказав «доброе утро» и села за завтрак. Мать все уже приготовила, и завтрак стоял на столе.
Ахад, надев дорогое черное кожаное пальто, собирался уже выйти, как дочь вновь подбежала к нему, обняла и расцеловала его. Ахад вышел во двор, а Сона не успев допить сладкий чай, услышала внезапно донесшийся шум-гам, крики и плач. Звуки автоматных очередей и крики людей заполнили собой все. Девочка вскочила на ноги, Ахад бросился на улицу, чтобы узнать что происходит.
Не прошло и минуты, как Ахад обратно зашел во двор, а вслед за ним трое вооруженных автоматами армянских солдат3. Один из них, самый рослый, коренастый верзила ударил прикладом Ахада по голове так, что у него все лицо обагрилось кровью. Ахад захотел было сопротивляться, но второй армянин с черной бородой ударил его кулаком в затылок, Ахад закачался, но устоял на ногах. Он испытывал ужасную боль, но не издал ни звука, чтобы Сона не увидела его положение. Он поднял голову, и увидел в окне, оторопевшие от ужаса глаза Соны. Это не осталось незамеченным. Третий армянин подошел к верзиле и что-то нашептал ему на ухо.
После этого, армяне с глазами, превратившимися в бездонные сосуды, налитые кровью, избивая Ахада, повели его в одну из комнат на первом этаже дома, служившей в качества амбара и привязали его там к железной кровати.
Коренастый армянин поднялся по лестнице домой за «девочкой, смотрящей из окна». Он обошел все 4 комнаты, но никого не нашел, тут он заметил лестницу, ведущую на чердак и кряхтя и переваливаясь начал подниматься туда. Но ступеньки, не выдержав его веса, сломались, и армянин с грохотом упал на пол. На этот грохот поднялся второй армянин с черной бородой и, увидев своего поганого, как и он сам, товарища в таком состоянии, начал от души и громко хохотать.
Верзила приказал ему подняться на чердак и привести девочку, при этом по-армянски добавив, чтобы тот не трогал ее , «она моя».
Сона, увидев в окно происходящее, пришла в ужас и от страха не могла пойти на помощь отцу. Для спасения от разъяренных армян она бросилась прятаться на чердак.
Она молила Аллаха, чтобы все это кончилось, когда дверца на чердак со скрипом открылась и бородатый армянин, ударивший ее отца кулаком, подзывая ее пальцем, сказал на азербайджанском:
-Если сама не спустишься по-доброму, мы убьем твоего отца и уйдем.
Девочка сидела и от дрожи не могла шевелиться. Она любила отца вселенской любовью и поэтому, встав, с дрожащими ногами, пошла. Она подумала, что армяне либо хотят выгнать их из села, либо пришли за оружием. У Ахада была двустволка, охотничье ружье. Сколько аз уже армяне приходили из военного штаба, чтобы конфисковать ружье, но Ахад, спрятав его, под разными предлогами так и не отдал. С этими мыслями девочка спустилась к отцу. Она чуть не потеряла сознание, увидев отца в крови и прикованного к кровати. Вскрикнув, она бросилась к отцу, обняла его. Ее лицо измазалось в крови отца.
В это время, армянин-верзила , подойдя сзади, силой оторвал ее от отца и разорвал на ней платье и нижнее белье. Девочка наклонилась и подняла половую тряпку, чтобы прикрыть ее обнаженное тело. И тут же получила сильную пощечину от верзилы. Будучи с детства хрупкой, Сона, не выдержав удара, упала. Золотистые волосы девочки копной покрыли пол. Все трое армян, стоя в стороне, наблюдали за красотой девочки, за ее юным телом.
Ахад, чтобы не видеть свою дочь в таком состоянии закрыл глаза. Так с закрытыми глазами он стонал и на армянском языке умолял не трогать дочь. Армяне же, получая от этого особое удовольствие, продолжали свои зверства.
Ахад, совсем еще недавно, гордо не склонивший голову перед армянами, словно вмиг ... сломался. Ощущение было такое, что в мгновенье ока у Ахада сломался хребет. Он рыдал в голос, а слезы крупными каплями, не переставая, лились.
Верзила послал молодого армянина к воротам сторожить, а сам, прильнув к девственному телу Соны, начал ее зверски целовать. Как только Ахад закрывал глаза, бородатый армянин кусачками, взятыми с полки так сжимал его пальцы, что глаза вылезали из орбит и он вынужден был смотреть на истязания своей несчастной дочери.
Он видел, как «мурдар ермени»4 покрывая ее своей мерзкой слюной, целовал ее грудь. Несчастный отец видел, как армянин оскверняет его любимую родинку на щеке Соны, ту самую родинку, которую он всегда целовал. И он видел, как армянин испоганил и осквернил девственность его любимой дочери. Нет, он не умер, его сердце не раскололось на части, он все видел, все.
Ахад рос сиротой, и познал все тяготы жизни, видел много тяжкого и горестного в этой жизни, но он не помнил себя плачущим. А теперь он рыдал в голос, он ревел.
«Джан», «сердце мое»… «джан, моя Сона», приговаривал он. «Шаргия, чтоб ты ослепла, где ты, иди, посмотри на участь нашего цветочка» - говорил Ахад, рыдая.
А несчастная мать, в это время из-за страха пряталась в шкафу в одном из свободных классных комнат школы.
Наконец, сама Сона положила конец этим чудовищным минутам, потеряв сознание.
Армянин со злостью, присущей дикому зверю, бросил ее оземь. Развязав руки Ахаду, они снова избили до полусмерти и довольные ушли.
Обессиленный и убитый горем Ахад, кое- как встал на ноги и взял на руки, обагренное кровью тело дочери и, поднявшись на второй этаж, уложил ее в постель. Взяв полотенце и смочив его, он дрожащими руками вытер кровь с ее тела. Вскоре Сона начала приходить в себя, и отец напоил ее остатками, так и не допитого сладкого чая, ставшего теперь словно ядом.
Придя в себя, Сона укрылась с головой одеялом, чтобы не видеть отца. В тот момент она хотела провалиться сквозь землю, захотела заплакать, но и это не удалось, невыносимое чувство стыда не давало слезам литься. Она думала больше об отце, ей захотелось наложить на себя руки, но и эту мысль отогнала. Она знала, что отец не сможет жить без нее и погибнет. Поэтому, взяв себя в руки, она пошла во двор в баню, чтобы очистить испоганенное и оскверненное тело. Баня была не топлена и вода с душа текла ледяная, но Сона совершенно не замечала этого, она не чувствовала холода, простояв под ледяным душем более получаса.
Вдруг, она услышала шум открывающейся двери в баню, повернувшись, увидела отца с поразительно почерневшим лицом. На его лице не было ничего, кроме ненависти. Сона поняла, что отец хочет этот позор «зарыть в землю5». В руках у него была та самая двустволка. Дуло ружья было направлено прямо на Сону. Руки Ахада дрожали и он никак не решался нажать на курок.
Сона смогла произнести только:
- Я не хочу умирать, отец, если я умру, ты не сможешь жить. Поэтому не хочу умирать.
Ахад с дрожащим голосом сказал:
-Прости меня, моя Сона! Прости меня!
И грохот молнии перекрыл громкие хлопки двустволки
* * *
Прошло 10 лет. Был один из жарких летних дней. Стояла полночь. Море лениво волновалось. В санатории «Хазри», где приютились беженцы, все спали, кроме Ахада. Он медленного шел по берегу моря, на босу ногу, и изредка волны плескались у его ног.
На нем, не смотря на летнюю жару, было черное кожаное пальто. Некогда дорогое и красивое, оно теперь было все изорвано и изношено. Сколько Шаргия ни просила снять это пальто, Ахад не соглашался, «в нем запах Соны», - говорил он.
Ведь, в последний раз, когда Сона обняла отца, на нем было это самое пальто.
Посреди ночи, Шаргия, кажущаяся совсем старой женщиной, с белыми, как снег волосами, искала и окликала говорящего с самим собой мужа:
-Ахад, ай Ахад! Несчастный, сын несчастного, хоть бы 5 минут поспал бы. О чем ты говоришь все время с морем?
Ахад рассердился:
-Ты не знаешь, что я не с морем а с Соной разговариваю? Чего ты меня зовешь? Почему никто не хочет меня понять? Запомни раз и навсегда, я разговариваю с дочерью. Я же не сумасшедший, чтобы сам с собой разговаривать. Я с ней беседую, если прекращу - умру.
Издали доносился голос Ахада :
-Прости меня, моя Сона! Прости меня!
Ранним утром вышедшие в море рыбаки, заметили черный силуэт мужчины на берегу, но никто не удивлялся - все знали, что это полоумный Ахад, ставший таким после убийства собственной дочери….
1 Чертовка
Комментарии
